За широкой улыбкой - Страница 38

- Точно, - словно прозрел Григорий. Разворот к товарищам: – Колян! Слушай, там же вроде с прошлого раза еще пару бутылок водки осталось, верно?

Обмерла я, словно передо мной только что расстрельный взвод свои дула возвел. Не дышу.

- А… ну… вроде, - замялся тот.

- Алтухов, будешь? – кидает дружественный взгляд на мужчину Еремов.

- Ну, - скривился Виктор Семенович. – Я же уже говорил. Хотя… за такую встречу… Как говорится, грех не выпить. Так что, - улыбнулся, махнув рукой, – наливай!

Залпы.

----------------------

Глава 15. Потаенное

----------------------

***

Ко всему случившемуся мне только пьяного Еремова не хватало. Пьяного, злого. И неудовлетворенного. Меня больше не замечал. Даже косых взглядов не бросал, и на «случайные» касания, как впредь, не отваживался.

Сижу, гружусь уже и я. На глазах застыли слезы. Унижена, растоптана, но даже от стыда некуда спрятаться. Некуда и не как. Нельзя же просто взять встать и уйти. Или можно? Наплевать на всё и всех – и долой рвануть, куда глаза глядят. Или что?

Или сама виновата? Зачем, идиотка, согласилась на уговоры? Дура! ДУРА КОНЧЕННАЯ! Любви захотелось? Ну, так и играла бы! Зачем остановила? Зачем вообще всю ту песню завела? Надо было как с мужем, тогда еще, до развода: подпоить, свет выключить – а там уже неважно было бы ему: хоть швабру обнимать, хоть чучело.

Хоть раз - а все же счастье да перепало бы...

С*ка, идиотка конченная...

- Пошли, покурим, - внезапно выпаливает в нашу сторону Борис: то ли мне, то ли Еремову. Мигом устремляю взгляд: естественно, Грише. Не сразу поддается уговорам тот: сопротивляется; пьяный, отнекивается; шуточки дурные бросает.

Но минуты упорства – и победа за Кузнецовым.

Шатаясь, словно моряки во время качки, пошагали к двери...

Долгие, жуткие, разрывающие сознание минуты моего ожидания, неведенья, волнения и одиночества (среди толпы)...

И вдруг звонок. Вновь пропущенный Еремову. Живо хватаю со стола аппарат и бегу на выход, по пути вежливо оправдываясь заботой о благоверном.

Конечно, плевать, по большому счету, кто и почему звонит – но, может, хоть так, с глазу на глаз, уговорю поехать домой… или хотя бы меня одну отпустить, в отделение. Если сегодня Петрович там будет дежурить – уже будет с кем ночь скоротать, режась в дурака или нарды.

Черт, какие нарды?

Обмерла я пристыжено около двери, не решаясь пнуть полотно: нужно продумать сначала, как и что сказать, лишь бы не обидеть, и лишь бы понял всё правильно.

И вдруг среди шума невольно различаю голос Еремова:

- Бо-ря! Месиво… У нее там не кожа, а сплошное месиво… Я, с*ка, ох**л, когда увидел. Понимаешь?

Словно кто-то горло мне только что перегрыз, разорвал в клочья и вытянул, выдрал через него жизнь, жилу за жилой, окончательно лишая права на вдохи, на существование.

Глаза жадно выпучились, норовя из последних сил сдержать шальные потоки. Но и без того - громкий, отчаянный визг, рыдания вырвались из моей груди, позорно оглашая, обличая меня перед всеми, как тихушника, как сопливую, наивную дуру, от которой открестились, как от чего-то невероятно мерзкого и жуткого.

Мигом открывается дверь:

- КАКОГО Х**? – взревел Еремов, жадно окидывая взглядом творящееся.

Опрометью мчу я в раздевалку.

Влетает за мной.

- Ты че ЗДЕСЬ ДЕЛАЛА?! – орет мне в спину.

Разворот – и тотчас швыряю телефон ублюдку прямо в голову:

- На, б***ь! ТВОЕ!

(увиливает Григорий)

Воплю диким отчаянным возгласом, лихорадочно стирая с лица слезы, чтоб хоть как-то видеть происходящее перед собой.

Аппарат – в хлам, разлетелся в щепки.

Стоит, ошарашенный Еремов, не может даже и слова выдавить.

Сбрасываю без стыда уже и заминки с себя простыню и кружусь в гардеробной над скамьей, перебирая сложенные в кучу вещи: скорее одеться, обуться и нах** отсюда долой!

- А я ему поверила! ДУРА! ДУРА КОНЧЕННАЯ! – ору, словно ополоумевшая, ничего уже не срамясь. Попытка натянуть на себя свитер. – Значит, месиво там! Ох**л он от меня! - рычу неистово.

Голову продеть, а вот гребанный рукав вывернулся, оттого маневр не удался - и вовсе застряла, словно дура, силясь свершить, казалось, невозможное.

Вдруг резвые шаги – и грубо хватает меня в объятия, подает назад – невольно пячусь, а затем и вовсе падаю на чужую одежду.

- Придурок! Идиот! Отпусти! Урод!

Но нет! Какие уговоры?! За секунды снимает с меня свитер, отшвыривает его долой, нагло рвет бюстгальтер, трусы – и наваливается сверху.

- Гриша! Пожалуйста!

Тут же проникает руками между бедер, разводя их в стороны. Губы к губам.

Запах перегара, сигарет, хмельной его аромат - дурманят сознание, обволакивают, поглощают, утаскивают в себя, хотя страху так и не дают затеряться.

- Пожалуйста, не надо! – отчаянно реву, молю, визжу, словно одержимая. Дрожу под ним, будто он душу из меня хочет вынуть.

Чувствую его уже всего, хотя все еще на грани.

Вдруг замотал головой.

Обреченно:

- Нет, - шумные вдохи, сражаясь с желанием. – Нет, родная моя, - как-то добро, испуганно прошептал мне в лицо. – А иначе… это будет вечная песня. Ты не сможешь решиться. А я не смогу вечно ждать. Но я очень тебя люблю. Слышишь? Люблю. И знаю, что ты меня любишь. Так что…

Вдруг движение – ворвался в меня, враз вскрикнула, тотчас еще быстрее слезы потекли из глаз.

Обмер, всматриваясь мне очи. И снова взгляды сцепились.