Обмерла я, выпучив глаза, ошарашенная.
- Так… ты меня узнал? – тихо, сухим, испуганным голосом. – И тогда тоже?
- Когда тогда? – сдержанно.
Сомнения: за и против. Решаюсь:
- Полгода назад.
Скривился, отвернулся на миг. Прожевал эмоции.
- Сейчас не об этом, - недовольно поморщился. – А о твоем… этом, Евсееве.
Глаза в глаза.
- Ты не понимаешь, - качаю головой в сердцах. - Он – зверь. Дикий зверь!
Рассмеялся саркастически.
- А ты думаешь, я – ангел? Или те, кого ты сажала?
Вновь качаю головой:
- Вы, по крайней мере, находите в себе человечность… кончать человека быстро, а не смакуя зверством.
- Не всегда.
Словно выстрел – обмерла я, огорошенная.
Взгляды сцепились.
Нервно сглотнула лезвие жути я.
Попытка сменить тему, позорно увиливая от такого сенсационного, непростительного признания.
Мотаю головой, словно выбрасывая мысли; вновь вырываюсь (из уже расслабленной) хватки – и спешно иду, едва не бегу, кинув на прощание:
- Ты ничего не понимаешь!
- Х*ли тут понимать?! – резво хватает меня за куртку и отдергивает назад, крича в лицо. А я уже трясусь от перенапряжения. Застыли слезы на глазах.
- Х*ли? – язвлю отчаянно, сквозь сдержанные рыдания. – Хорошо, давай ловить такси – и я тебе покажу… «х*ли»!
- Зачем такси? Я на машине…
***
За городом. Кладбище. Тихая, молчаливая, пробирающая до дрожи, обитель памяти и душ. Некрополь... огражденный серой, кирпичной стеной, так усердно прячущий за ней свои заветные тайны...
Все так же хлыщет дождь, и вокруг – коварные сумерки.
- Вот, - метаю взгляд на черный гранитный памятник с изображением улыбчивой, очень даже красивой девушки. – Олеся. Двадцать один год. Умерла от потери крови. Хотя этот су**н сын был предельно осторожен. Как всегда – ни малейшей прорехи. Хирургическая точность… Родители бедной пытались покончить с собой – но ребята со скорой… - немного помедлила я, подбирая слова, - оказались молодцами.
Пошли дальше.
Молчит, сопит, покорно следует за мной.
- Анна. Самая младшая. Восемнадцать только исполнилось. Вся жизнь впереди. А он ее истязал дольше всех... Смотришь на ее ангельское личико – и ничего, кроме доброты и тепла внутри, не вызывает. Только желание обнять, приголубить. Вот за что… эта с*ка так издевалась над ней? За что, спрашиваю? Молчишь? Идем дальше?
Глаза в глаза. Лишь только нервно сглатывает слюну.
Витиеватые дорожки промеж могил – и выходим к следующей.
- Зоя… Не знаю, - пожимаю плечами, шмыгая носом, - почему она мне снилась тогда постоянно. Никто из них – только одна она. Двое карапузов сиротами остались. А этой твари, Евсееву, – нипочем. Никак его не привяжешь! – оборачиваюсь к Ерёмову, пронзительный взор в очи: - И это лишь трое! А таких – больше десятка. Понимаешь? А доказали лишь по ОДНОМУ делу! И то, только потому, что жертва - выжила!
- И что? – кидает мне жуткое, отчего я оторопела в ужасе. Продолжает: - Тома, это – ЖИЗНЬ! Так что теперь – по подвалам прятаться?!
- Ты серьезно? – мертвым голосом шепчу.
- А ЧТО? – уверенно. Окидывает взглядом около: - Тут каждый – за что-то, да загремел! Всех их жалко! Разве нет? …И ЧТО?
- Т… ты… ты – конченный!
Резкий, отчаянный разворот – и бегу изо всех сил, невольно скользя по мокрым кривым земельно-глиняным дорожкам (что лишь местами побиты травой).
- СТОЙ! СТОЙ, Б***Ь! – летит за мной, старается, однако сейчас я на удивление ловче и быстрее (наверно, уж слишком хорошо знаю этот путь).
А там и вовсе – до остановки подать рукою...
Замечаю на трассе автобус, да еще в нужном направлении: поддаю скорости на грани невозможного.
Буквально среди последних пассажиров влетаю в салон.
Ныряет за мной и Ерёмов.
Протискиваюсь между рядов – живо запрыгиваю ближе к окну.
- Ты чё удумала? – рычит, словно зверь (так и не присаживаясь; уцепился руками в спинки кресел по бокам). Вынужденно сдерживается в рамках приличия.
- Ничего. Езжай дальше! – гавкаю я.
- Пошли в машину, - тихо, смиренно, но приказным тоном.
- Я с таким уродом – никуда не пойду! - сплюнула желчь в лицо. Глаза в глаза. Взоры сцепились.
Дрогнул автобус – и неспешно покатился по своему маршруту.
Тягучие, бешеные минуты молчаливой перепалки, пристальных взглядов, не моргая. Прожевывает эмоции, матерные слова Григорий.
Еще миг – и нервно цыкнув, но, так и не сказав ни слова, сделал разворот – по проходу, да к водителю вышел.
Взвизгнули шины, тормозя…
Исчез. Ушел, не оборачиваясь. Вот и отлично.
Одно «Е» ... я всё же пережила.
------------------------
Глава 5. Свои, чужие
------------------------
***
Добраться домой. Принять горячий душ, взять самое необходимое - и отправиться в отделение, к Фирсову.
- О, пропажа наша! – искренне обрадовался мне Макс. Выставил стул из-за стола, жестом пригласил присесть. – Чай?
- Ага… - подчиняюсь.
- Где шастала целый день? - косой взгляд из-подо лба, колдуя над чашками. – А то я уже переживать стал. Ребят хотел дергать.
Печально усмехнулась.
- Ох, - качаю в негодовании головой, вспоминая сегодняшний день: думаю, за него меня Фирсов по голове не погладит. Шумный вздох: - Где шастала? Да со свободой прощалась.
- Ой, да брось ты! – скривился недовольно. Разворот – и оперся спиной на шкафчик. Размешивает ложкою сахар. Взгляд на меня. – Справимся! На, - протянул кружку.